Испытание любовью

Они сбегали от чужих глаз, встречаясь ночами, просиживая до рассвета на лавочках в парке, греясь в подъездах. Они не прятались от людей, люди просто были не нужны их любви, такой же свободной как эти двое. Ему было 23, ей - 38.

Он был сыном полковника. Пока родители мотались по военным городкам, мальчика растила бабушка. Растила, но не воспитывала. А может просто любила, не ограничивая свободы. Вырос великолепный красавец, почти два метра ростом, волосы до плеч и голливудская улыбка. Нет, вру, улыбка голливудского хищника, не признающего заборов, замков, запретов.

Она — диссидентка со стажем. Не политического даже уклона, скорее социального. Неприятие несвободы в любом виде. Работала дворником, уборщицей, хотя имела юридическое образование. Двери в официальные учреждения для нее были давно закрыты. Причина проста: из мест не столь отдаленных вернулся ее приятель. Вот он как раз сидел за политику. Хотя дело-то было надуманное, для галочки.

После московского процесса Даниэля и Синявского от регионов потребовали отчетов: а что у вас? Вот они и рады стараться. «Пастернака, Солженицина читал? За решетку.» Вернулся в город, а за ним хвост. Жена домой не пустила, друзья отвернулись. Только не Она, которая весь тот день, который приятель провел в родных пенатах, бродила с ним по улицам. Соглядатаев она в расчет не брала никогда. Приятель уехал из СССР, она осталась с «волчьим билетом».

Эти двое не могли не встретиться, не могли не полюбить. Она боялась только одного — говорить про свой возраст, а Он и не спрашивал. Какая разница, сколько вам лет, если от любви перехватывает дыхание. Он начал приходить в ее комнату, полную книг, она стала слушать его любимых роллингов. Потом Он исчез. Она не искала, просто перестала улыбаться.

Через полгода раздался звонок: «Он в колонии, посадили за убийство. Гуляли зимой в ресторане, вышли покурить, пристал какой-то тоже нетрезвый мужик. Слово за слово. Он ударил мужика, тот упал в снег. Видимо, потерял сознание — кулаки-то пудовые при таком росте. Он повернулся и ушел, а мужик замерз в сугробе. Дали 10 лет».

Вот тогда она и вышла за него замуж. Неженатым свидания не разрешали. Начались поездки в тмутаракань. Рисковые, надо сказать: кругом зеки, а у нее сексэпил зашкаливает. И письма. Ах, какие письма. Она писала обо всем, что видит, слышит, смотрит, читает. Ему эти письма отдавали только тогда, когда все начальство колонии прочтет. Он был в гуще ее жизни. А она ярко жила для него.

Он вернулся через десять лет. Они до сих пор вместе. Она варит ему кашу, стирает белье. Он покупает ей шоколад. Не знаю, что чувствует Он. А Она мне часто говорит, вспоминая их первый — 1978 — год: «Я прожила безумно прекрасную жизнь. Испытала все виды любви. Я безумно любила мать, безумно любила ребенка — тебя, безумно любила собаку — Джека. Безумно любила Его...»

И все же: «Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и знание упразднится...» (Первое послание к коринфянам. 13:4-8).

А. Логинова